Когда Уральские горы были уже стары, но все же моложе, чем сейчас, между отрогами гор в узких ущельях жили племена горных людей. Земледелием жители гор не занимались, — разве что, за их домиками обычно бывал маленький огород со старательно нанесенной из низин плодородной землей, где выращивали немного овощей, только на семью. А так, жили тем, что собирали в лесу, охотой и обменом с жителями низин. Как охотой, так и собирательством, и ремеслом, занимались равно и мужчины, и женщины, — у кого что лучше получалось, тот то и делал. Среди этих людей были мастера, умеющие добыть из камней металл и сделать оружие, пряжки да застежки для одежды, заколки для волос и украшения, хозяйственную утварь. Были те, кто имел особый нюх на скрытые в горах красивые камни, ценимые жителями низин. Были мастера, умевшие так выделать кожу животных, что становилась она тоньше, мягче и прочней тканей из волокон, что привозили иногда жители низин в обмен на красивые камни. Своя ткань у жителей гор была груба, из грубых волокон, доступных в лесах. Дома свои строили из камней и стволов деревьев, покрывая крыши пучками травы так, что дождь стекал по скату, не попадая внутрь. И жилища их были разбросаны по склонам поодаль друг от друга, потому что бояться им было некого, а жизнь свою вести они предпочитали не на глазах у соседей. И помнили они свою историю, хранили предания, для чего у каждого рода был свой то ли предсказатель, то ли колдун, знавший, к тому же, травы и умевший лечить. Одно их предание было случайно услышано в тех местах, где некогда жили эти невысокие, но стройные и приятные видом горные люди.

Маленькая женщина месила глину в выдолбленной в земле яме возле своего домика, прилепившегося к склону на довольно широком уступе. У домика возвышалась куча камней. Дверной проем, в холодное время загораживавшийся рамой из горбылин, затянутой звериными шкурами,  был открыт, а камни по сторонам от вертикальных бревен двери частично были вынуты. Видимо, она собиралась заново уложить стену, починив размытое дождями. Неподалеку паслась маленькая лохматая лошадка, статью и ростом похожая на пони. Лошадка всхрапнула, отмахиваясь от насекомых, и женщина оглянулась по сторонам.
— Тию! — она повторила зов несколько раз, водя взглядом по лесу, окружавшему домик на склоне.
На зов из леса вышла девушка в домотканой, крашеной травами, юбке, надетой поверх тонкой кожаной рубашки. Юбка была просто куском ткани, подвязанным пояском из цветных нитей и полосок кожи, и служила, скорей всего, для защиты тонкой рубахи от колючек в лесу.
— Долго ли ты будешь пропадать в лесу? — строго спросила мать, — Дела тебе сегодня нет? Солнце уже высоко.
— Олгон обещал прийти. Рано утром должен был. А все его нет. — девушка обернулась в сторону тропинки, бегущей мимо их уступа вверх и вниз по склону.  — Я жду его, мама.
— Он в лес ушел?
— Нет, должен был прийти снизу, из своего дома. Я схожу туда?
— Иди. Долго не пропадай.
Девушка развернулась и быстро исчезла среди деревьев. Мать прислушалась к звуку ее шагов, покачала головой и вернулась к своим занятиям.

На уступе почти у самого дна ущелья стоял такой же домик, как родной дом Тию. Там и жил Олгон. Мать Олгона была дома. От нее Тию узнала, что Олгон ушел рано утром, как и собирался. И ушел по тропе вверх, к дому Тию. По дороге вниз девушка, выросшая в этих местах и умеющая видеть, не встретила никаких тревожащий следов. И мимо нее он пройти не мог, — она уже ждала его у тропы в то время, когда, по словам его матери, он только вышел из дома.  Мать Олгона приготовила для Тию горячее питье и они пили сытный напиток, размышляя, стоит ли пройти по соседям, порасспрашивать, или подождать до утра.
В конце концов они решили дойти до следующего по тропинке дома. Там жил парень, ровесник Олгона. Может быть, он что-то знает. Но до того дома они не дошли. На тропинке их встретили отец того самого парня и женщина с другого склона. Их дети тоже исчезли. Быстро переговорив, люди решили идти к колдуну. Но сначала отец пропавшего парня отправился за матерью Тию.

У дома Галда, колдуна, топтались еще несколько человек. Они ждали, тихо переговариваясь, а Галд развел огонь на большом плоском камне, покрытом следами многих таких костров. На этом камне колдуны разводили огонь столько, сколько люди жили в этом ущелье. Колдун кидал в огонь пригоршни трав и корешков и тяжелый дым почему-то не поднимался вверх, а ник к земле, заливая подножие камня. Потом Галд поднял голову и посмотрел на пришедших. Несколько юношей и девушек исчезли этим утром из ущелья. Их родные верили, что у колдуна есть объяснение. И это было так.
Галд жестом пригласил пришедших сесть. Все опустились на землю и сам он сел, опершись спиной о камень, на котором догорал огонь. Были названы мена пропавших, а потом колдун стал спрашивать. Не встречали ли охотники на звериных тропах странные незнакомые следы в последние дни? Не выкапывали ли сборщики кореньев вместе со съедобными корнями красивые камни, ценимые жителями низин? Не слышали ли в ночи голос, подобный звуку рога? Не вскипал ли металл в плавильнях тогда, когда должен был только-только потечь? И вопросов таких было множество, и на каждый он слышал утвердительный ответ. А потом он достал из складок одежды погремушку из пузыря какого-то зверя и, ритмично постукивая ею о колено, заговорил нараспев особым голосом, тем голосом, каким рассказывают предания. Вот его рассказ.

“Вы знаете, что народ наш живет в этих горах много-много поколений. Когда-то мы бежали из лесов равнин в стороне, где восходит Солнце, от другого, сильного и воинственного народа, чтоб сохранить свою свободу, чтоб не ковыряться в земле, выращивая себе и им еду, как это принято у них. Мы перешли через горы, и горы защитили нас от преследования. Потому мы здесь. Когда мы пришли сюда, мы не знали, что эта земля принадлежит другому народу, очень могущественному. Народу, люди которого высоки ростом, белы лицами и совсем не похожи на нас. Когда мы пришли, их здесь не было, и наши старшие решили, что земли эти свободны. Но хозяева этой земли просто отсутствовали в то время. Когда мы прижились здесь, расселились по ущельям в отрогах этих добрых гор, когда сменилось уже несколько поколений и мы считали эту землю своей, хозяева вернулись. Когда они приходят, все лучшее тянется к ним неудержимой тягой. Красивые камни отрываются от скал в глубине и спешат к поверхности, как живые, оказываясь в самом верхнем слое почвы. Потому их легко найти, выкапывая коренья. Звери идут к ним и в лесах хорошая легкая охота. Травы растут гуще даже на камнях, все вокруг обильней цветет и плодоносит. Но и лучшие из наших молодых слышат этот зов и откликаются на него.
Когда это случилось первый раз, наши старшие решали, надо ли нам уходить из этих мест. Исчезло лишь несколько молодых, но и нас еще было немного. Хозяева земли, которых старшие искали и нашли, сказали, что молодых забрали они, и так будет всегда. Потому старшие решали, не уйти ли нам. Пока они решали, хозяева земли исчезли. И мы остались здесь. А когда стали взрослыми мужами и женами те, кто лишь родился с уходом хозяев земли, вернулись некоторые из пропавших. Так мы узнали, что хозяева этой земли не причиняли зла, не убивали. И вернувшиеся принесли нам новые знания и умения, облегчившие нашу жизнь.
Это повторилось еще один раз, и потом еще один раз, всякий раз после смены многих поколений у нас. И каждый раз кто-то из ушедших возвращался через много лет, и приносил нам новые умения и знания.
Когда мы уходили из равнинных лесов, мы умели охотиться и собирать в лесу то, что можно есть. Теперь мы умеем плавить металлы и делать многие вещи, мы умеем находить в горах то, что ценится людьми низин. Мы умеем делать кожи такими, что они лучше тканей из далеких стран. За это можем покупать у жителей низин то, что они выращивают тяжелым трудом, — зерно, — и нам не грозит голод даже тогда, когда охота бывает плохой. Мы больше не страдаем от болезней и залечиваем без следа почти любые раны. Мы приобрели много через тех, кто вернулся. Они изменили нас.
Но всякий раз, когда хозяева возвращаются, наши лучшие юноши и девушки покидают свои дома. И потому каждый раз собираются старшие и решают, оставаться ли тут, или покинуть эти места. Так будет и в этот раз.”

Галд умолк, умолкла и его погремушка. А потом он сказал уже обычным голосом:
— Вы услышали то, что должны были знать. Теперь идите и разнесите эту весть. Пусть знают все. И еще: скажите охотникам, пусть не пытаются идти по незнакомым следам, пусть не пытаются убить незнакомого зверя. Этого делать нельзя.
— Почему, — спросил кто-то из слушателей.
— Эти звери приходят с хозяевами и уходят с ними. Никто из встречавших хозяев никогда не видел их вместе с этими зверями, но они приходят и уходят вместе. Когда хозяева земли живут на своей земле, здесь водятся единороги.

Последние слова колдуна я слышала уже издалека. Джип катил дальше по ночной горной дороге южного Урала в свете круглой Луны и ниточка сказки оборвалась. Но я помнила, что перед тем, как  сказка пришла, я услышала сначала словно бы удары бубна, превратившиеся чуть позже в тяжелый стук копыт по сухой земле узкой кромки обочины, прямо над обрывавшимся вниз склоном. И на какие-то мгновения из лунного света соткался зверь, скакавший рядом с машиной. Он был большим. Его холка была выше моих глаз. Тяжелые крутые бока, широкая мощная шея, высоко державшая массивную голову. Грива развевалась от встречного ветра, но зверь бежал ровно и спокойно, словно такой бег для его силы был прогулкой. А между ушей, посаженых чуть шире, чем у лошадей, в стороны, два тонких рога, сросшиеся у основания, свивались, устремляясь вперед одной острой опасной пикой. Он был совсем не похож на тонконогих конеобразных созданий фантазии художников, — массивный и сильный, опасный зверь. Единорог.
Обратно в Москву мы возвращались другой дорогой. Я не знаю, были ли сказка и видение единорога знаком, что таинственные хозяева земли были в то время там. Нашлись ли новые люди, отозвавшиеся на их зов, и был ли зов вообще? Или, вернувшись сюда и оглядевшись, они не захотели задерживаться и сразу же ушли?  Не знаю. А если узнаю, может быть, расскажу.

единорог

Источник